— Ее отсюда отлично видно. — Бигмак горел желанием сотрудничать. — Вернее, было бы видно, если б она там была.
Капитан и сержант переглянулись.
— Так ее там нет? — уточнил капитан.
— Ага. Не знаю почему.
— Объясни-ка мне еще раз, что такое «Металлюги», — сказал капитан.
— Группа такая. Они играют нео-панковский трэш.
— Это музыка?
— Э-э… да.
— Возможно, мы могли слышать эту музыку по беспроволочному телеграфу?
— Это вряд ли. Их последний сингл назывался «Оторву тебе башку и в задницу засуну».
— «Оторву тебе башку…» — медленно повторил сержант — он записывал.
—И в задницу засуну, — с готовностью подсказал Бигмак.
— Так, — продолжал капитан. — Это твои наручные часы. На них высвечиваются цифры. Еще тут есть какие-то кнопки. Что будет, если я нажму одну из них?
Полисмен попытался незаметно отодвинуться от военного.
— Та, что слева, — это чтобы время в темноте было видно, — объяснил Бигмак.
— А зачем это может понадобиться?
Бигмак хорошенько подумал и высказал предположение:
— Может, на тот случай, если проснешься ночью и захочешь узнать, который час?
— Ясно. А вторая кнопка?
— Это чтобы узнавать, сколько времени сейчас за границей.
Это заявление Бигмака неожиданно вызвало живейший интерес всех присутствующих.
— Где именно? — пролаял сержант.
— Его заклинило на Сингапуре.
Капитан с величайшей осторожностью положил часы на стол. Сержант прикрепил к ремешку ярлычок, который только что заполнил. Затем капитан взял в руки Бигмакову куртку.
— Из чего это сделано? — спросил он.
— Без понятия. Синтетика какая-то, — ответил Бигмак. — Такими на рынке торгуют.
Капитан повертел куртку в руках так и эдак.
— А как это сделано?
— О, вот это я знаю! — обрадовался Бигмак. — Читал где-то. Берешь разные там химикалии, смешиваешь — и получается синтетика. Проще простого.
— Камуфляжной расцветки, — добавил капитан.
Бигмак нервно облизал губы. Он понимал, что влип по уши, так что притворяться паинькой без толку.
— Это чтобы казаться крутым, — признался он.
— Крутым. Ясно, — проговорил капитан, но по нему совершенно нельзя было понять, ясно ли ему на самом деле. Он повернул куртку так, чтобы стали видны два слова, довольно коряво намалеванные шариковой ручкой у нее на спинке. — Кто такие «СПЛИНБЕРИЙСКИЕ СКИНЫ»? — спросил он.
— Э-э… Ну, это я, Базза и Сказз. М-м-м. Скинхеды мы. Ну, тусуемся… типа мы одна команда…
— Команда, — повторил капитан.
— Э-э. Типа да.
— Скинхеды?
— Э-э-э… стрижка такая.
— А по мне так самая обычная стрижка военного образца, — сказал сержант-полицейский.
— А это, — продолжал капитан, указывая на свастики по обе стороны от надписи, — значки вашей команды, верно? Чтобы казаться… крутыми?
— Э-э… ну это просто… типа Адольф Гитлер и все такое…
Все в комнате уставились на Бигмака.
— Это ж просто выпендреж! — кинулся объяснять он. — Ну, типа… как его… отличительный знак, вот!
Капитан очень медленно положил куртку на стол.
— И нечего на меня так смотреть! — не выдержал Бигмак. — Да у нас этими значками на рынке торгуют, там что хошь можно купить, хоть гестаповский нож, хоть…
— Довольно! — рявкнул капитан. — А теперь послушай меня. Тебе же будет лучше, если ты прямо сейчас расскажешь мне все как есть. Твое имя, имена твоих связных, явки — все! Мы позвонили в штаб, они уже едут, а эти ребята не будут с тобой так цацкаться, как я, ты понял?
Он встал и принялся складывать оснащенное бирками Бигмаково имущество в большой мешок.
— Эй, это ж мое барахло!.. — заикнулся было Бигмак.
— В камеру его.
— Вы не можете меня посадить только за то, что я взял покататься какую-то старую тачку!..
— Зато за шпионаж — можем! — сказал капитан Харрис— И еще как.
И он широким шагом направился вон из комнаты.
— За шпионаж? — пролепетал Бигмак. — Меня?
— Разве ты не из «Гитлер югенда»? — притворно удивился сержант. — Видел я вашу братию в новостях, когда в кино ходил. Такие ребята, размахивающие факелами. Я еще тогда подумал: «Ну что за уродство! Вроде бойскаутов наоборот».
— Да не шпионил я ни для кого! — заорал Бигмак. — Я и шпионить-то не умею! И вообще Германию терпеть не могу, если хотите знать! Моего брата из Мюнхена выперли только за то, что он отделал ихнего футбольного фана подвернувшейся деревяшкой, а братан вообще был ни при чем!
Это железобетонное доказательство антигерманских настроений Бигмака сержанта почему-то совершенно не впечатлило.
— Не отчаивайся, может статься, тебя просто расстреляют, — сказал он. — По первости и малолетству.
Дверь была открыта. Из коридора до ушей Бигмака доносился шум. Где-то в отдалении кто-то говорил по телефону.
Бигмак не мог похвастаться атлетическими способностями. Вот если бы добычу освобождений от физкультуры признали олимпийским видом спорта — его без разговоров зачислили бы в сборную Великобритании. Он был чемпионом по стометровой отмазке «У меня астма», по затяжному прикидыванию ветошью в раздевалке и по отпрашиваниям в медпункт вольным стилем.
Однако после слов про расстрел его ботинки ударили в пол, и Бигмак стартовал со стула как ракета. Его подошвы коснулись стола, и в то же мгновение Бигмак вновь взвился в воздух. Еще пролетая над плечом сержанта, он начал перебирать ногами, как будто бежит. Страх придал ему такое ускорение, что Бигмак превзошел человеческие возможности. Мисс Куропатридж могла бросаться язвительными замечаниями, но, к ее величайшему сожалению, пули ей все же использовать не разрешалось.